Прошло десять лет после тяжёлой трагедии на Дону... Песком засыпало следы войны, пообваливались окопы на окраинах станиц, травами заросли могилы...
Документы Донбюро по казачьему вопросу были сданы в архивы. И вдруг они ожили на страницах третьей книги шолоховского романа!
И тогда... Кто-то задержал публикацию романа. Кто-то, домогаясь изъятия из продажи первых книг «Тихого Дона», дезинформировал Сталина. Кто-то внушил мысль А. М. Горькому о том, что Шолохов — писатель «областнический» (правда, вскоре Горький, по словам Л. Пасынкова, признал, что «с книжками Шолохова толковые люди Европы считаются как с самой действительностью»). Кто-то распространил версию о том, что «Тихий Дон» доставит эмиграции несколько приятных минут, а наша критика за это обязана доставить автору несколько неприятных часов. И кто-то, уже при возобновлении публикации романа в 1932 году («Октябрь», № 2), в последний момент убрал из текста оценку казаком-старовером «дурастых» деятелей и его рассказ о репрессиях Малкина (кстати, действительно исторического лица, в своё время работавшего на Дону, а в 30-е годы занимавшего крупный пост в ОГПУ).
Да, 1929–1931 годы были необычайно трудными для «Тихого Дона» и его автора. Поддержки А. М. Горького и активной защиты А. С. Серафимовича уже было мало. В письме к А. Фадееву (3 июня 1931) Максим Горький писал: «Третья книга «Тихого Дона» — произведение высокого достоинства, на мой взгляд — она значительнее второй, лучше сделана...» А рукопись третьей книги «Тихого Дона» по-прежнему лежала в портфеле редакции «Октября»...
6 июня 1931 года Шолохов в письме к Максиму Горькому сообщал, что десять «ортодоксов» читали третью книгу романа и «предлагают выбросить десять разных мест. И если слушать всех, то 3/4 нужно выбросить...» Семь из них — члены редколлегии журнала «Октябрь». А кто остальные трое?
Через 47 лет после этих событий, 17 апреля 1978 года, беседуя со мной о творческой истории третьей книги «Тихого Дона», Михаил Александрович с великой горечью вспоминал свой разговор, происходивший в начале 1931 года в квартире А. М. Горького в Москве с одним из работников ОГПУ, который тогда сказал: «Миша! А всё-таки вы — контрик! Ваш «Тихий Дон» белым ближе, чем нам!». На этот дерзкий выпад Михаил Шолохов с достоинством ответил: «Нет! Вы ошибаетесь! В «Тихом Доне» я пишу правду о Вёшенском восстании. В этом — особая сложность. Но позиция моя беспощадная!».
Можно предположить: вот кто мог быть одним из тех троих!.. Между прочим, этот «деятель» считал себя весьма «близким» к литературе, дружил с генсеком РАПП Авербахом. Не исключено, что он читал рукопись третьей книги, во всяком случае, хорошо знал её содержание (особенно XXXIX главу, в которой рассказывается о репрессиях в станице Букановской комиссара Малкина, который, как отмечалось выше, в 30-е годы работал в ОГПУ).
Прийма, К. И. Один из уроков «Тихого Дона» // С веком наравне : статьи о творчестве М. А. Шолохова / Константин Прийма. Изд. 3-е. Ростов-на-Дону, 2011. С. 140–141.
